В данной статье прослеживается взаимосвязь использования зеркала и зеркальных отражений в произведениях русских писателей и поэтов как мгогозначный способ раскрытия художественного образа. Образ зеркала в литературе является средством выразительности, обогащающим язык, несущим ассоциативную нагрузку для восприятия, осмысления и интерпретации картины мира. Исследование представляет интерес для студентов и преподавателей гуманитарных дисциплин при изучении произведений и анализе текстов, эпизодов.

Скачать:

Предварительный просмотр:

Образ зеркала в произведениях художественной литературы

Со Валерия,

экономическое отделение,

специальность «Право и организация

социального обеспечения», I курс

Научный руководитель: Будаева Т.А.,

преподаватель ПЦК общих и гуманитарных дисциплин

Аннотация: в данной статье прослеживается взаимосвязь использования зеркала и зеркальных отражений в произведениях русских писателей и поэтов как многозначный способ раскрытия художественного образа. Образ зеркала в литературе является средством выразительности, обогащающим язык, несущим ассоциативную нагрузку для восприятия, осмысления и интерпретации картины мира. Исследование представляет интерес для студентов и преподавателей гуманитарных дисциплин при изучении произведений и анализе текстов, эпизодов.

Ключевые слова: з еркало, отражение, образ, двойное видение, изобразительные ассоциации.

Загадочный мир зеркал... Разве это может не заинтересовать? Из всех предметов интерьера зеркало - наиболее загадочный и мистический предмет, который во все времена был окружен ореолом мистики и тайны. Жизнь современного человека невозможно представить без зеркала. Что значит зеркало в нашей жизни? Нам захотелось приоткрыть дверь в этот удивительный мир. Как давно он открылся людям? Возможно, обыкновенное зеркало - первый волшебный предмет, созданный человеком.

Его история теряется в глубине веков. Первые зеркала делали еще в Древнем Шумере, Индии и Египте, позже - в XII веке - венецианские мастера, жившие и работавшие на острове Мурано.

С древних времен зеркала интриговали и притягивали своей магической сущностью.

В оккультной науке зеркало является не только отражающей поверхностью, но и связующим звеном между человеком и душой (сознанием и подсознанием).

Как в зеркале мы каждый раз видим новое свое отражение, так и у поэтов и писателей образ зеркала в разные годы обретал новое значение.

Почему сегодня, как и много веков назад, что-то удерживает нас перед зеркалом, завораживает и не отпускает. Придумав зеркало, человек и не подозревал, что создал одну из самых загадочных в мире вещей.

В чем же состоит мистика зеркала? Испокон веков люди считали, что в старинных зеркалах заключены души всех, кто в них когда-либо смотрелся.

До сих пор некоторые люди пытаются с его помощью общаться с потусторонним миром, предсказывать будущее и узнавать тайны прошлого.

Многие ученые убеждены, что зеркало, как всякая вещь, окружено неким невидимым полем.

Самое древнее объяснение мистических свойств зеркал принадлежит Парацельсу, который считал зеркала тоннелем, соединяющим материальный и тонкий миры. Это и галлюцинации, и видения, и голоса, и странные звуки, и внезапный холод, и ощущение чьего-то присутствия - в общем, все, что имеет мощное влияние на психику человека. Основываясь на теории Парацельса, медики прошлого использовали подобные свойства зеркал для воздействия на подсознание человека, для гипноза и разного рода внушений .

Когда-то на Руси очень широкое распространение получило гадание: два зеркала направляли друг на друга, расставляли горящие свечи и внимательно смотрели в зеркальный коридор, создаваемый отражением двух зеркал, надеясь увидеть свою судьбу. До начала сеанса следует закрыть иконы, снять крестик и засунуть его под пятку - иными словами, полностью отказаться от всех священных сил. Возможно поэтому существует поверье, будто бы зеркало людям дал Дьявол, чтоб они не томились в одиночестве и имели возможность разговаривать сами с собой.

Интересный исторический момент: Иван Грозный, очень страшившийся дурных сил и сглазов, распорядился, чтобы его жене зеркала делали лишь слепые умельцы. Тут нет ничего странного, поскольку на Руси бытовало мнение, что зеркало способно подхватить порчу и «подарить» ее любому, заглянувшему в него.

В Европе в мистические свойства зеркал верили ничуть не меньше - здесь часто монтировали зеркала в окна, чтобы отбить «вредную» энергию злого соседа, либо расположенных рядом «негативных» построек: промышленных объектов, темниц... В Испании на одеяние ребенка цепляли кучу небольших зеркал, чтобы оградить его от влияния взоров завистников. Даже королевские особы верили в магические зеркала и пользовались ими. Екатерина Медичи, страстно верившая в оккультные искусства, владела зеркалом, которое приоткрывало ей будущее Франции. Генрих IV также полагался на волшебное зеркало, чтобы раскрыть политические заговоры против себя.

В древнекитайской мифологии: «Зеркало было знаменательной эмблемой всевидящего ока их главного божества…» . В индийской традиции зеркало считается символом истины.

И сейчас, в век технического прогресса, люди не забывают о мистике зеркал. Мы пугаемся, когда зеркало падает на пол, и заботливо проверяем - не откололся ли кусочек. Или, возвратившись за чем-то домой, перед уходом непременно посмотрим в зеркало. После визита неприятных людей обязательно моем зеркало, очищая от них его память. Если в доме находится покойник, зеркала занавешивают, боясь, как бы дух усопшего не ушел в зеркало, где он застрянет навечно...

Впервые человек встретился с собственным зеркальным отражением на поверхности водяной глади. Затем родилась мысль применять для изготовления зеркал как следует обработанные камни. Позже зеркала начали отливаться из различных металлов. В XVI веке было создано первое хрустальное зеркало.

Умельцы использовали в зеркальной поверхности золото и бронзу, благодаря которым смогли добиться прекрасного качества.

Однако, изобретя зеркало, люди и не догадывались, что изобрели чрезвычайно таинственную вещь. Со временем они начали постигать факт, что зеркало не просто умеет показывать окружающую действительность.

Мистические свойства зеркал начали применять гадалки и колдуны. Они нашли себе место в белой и черной магии.

Зеркало, как предмет волшебный, обладающий магическими свойствами, наиболее часто используется в литературных произведениях. Как правило, оно появляется на переломной фазе действия, выполняя организующую или предвещающую функцию. И это, конечно, не могло не отразиться в фольклоре.

В литературе зеркало – достаточно распространенный персонаж или важная деталь.

В греческой мифологии Персей убил Медузу Горгону, пользуясь блестящим щитом, как зеркалом (взгляд Горгоны превращал людей в камень) .

В других произведениях зеркало является источником видений. В русскую литературу, например, образ зеркала входит с творчеством А.С. Пушкина. Так, в «Сказке о мёртвой царевне и о семи богатырях» зеркало рассказывало злой мачехе о том, что есть кто-то красивее неё.

Образ зеркала также часто употребляется и в литературных сказках.

В сказе П. Бажова «Таюткино зеркальце» рабочие находят в руднике необычный камень в виде зеркала. Барыня приказала его вырубить да ей привезти, так как она хозяйка горы. Настоящая Хозяйка горы рассердилась и разбила зеркало.

В сказке Оскара Уайльда «Звездный Мальчик», герой, прогнав свою нищую мать, превращается в уродливого карлика, но долго не может признать себя в страшном существе, которое в зеркале повторяет все его движения...

В басне И.А. Крылова «Зеркало и обезьяна» обезьяна кривляется перед зеркалом, и, видя свое отражение, не может понять, что это она сама.

Всё началось с зеркала и в сказке Г.Х Андерсена «Снежная Королева». Играя с солнечным светом, Тролль разбил зеркало, а его осколок попал Каю в сердце. Так начинается новая история….

В книге Льюис Кэрролл «Алиса в Зазеркалье», большой любитель головоломок, парадоксов и «перевертышей», автор уже ставшей знаменитой «Алисы в Стране Чудес» отправляет свою любимую героиню девочку Алису в другую сказочную страну - Зазеркалье.

Как и в прошлый раз, Алиса пускается в приключения благодаря своему любопытному и симпатичному зверьку - черному котенку, с которым она в полудреме играет. А по ту сторону волшебной зеркальной грани начинаются разнообразные чудеса и превращения.

Одной из самых популярных книг известного детского писателя В. Губарева является повесть-сказка «Королевство кривых зеркал» (1951). Главной героине Оле волшебное говорящее зеркало предлагает «побывать по ту сторону зеркала». С этого времени Оля принадлежит двум пространствам – миру Предзеркалья и миру Зазеркалья. Зеркало делается своеобразным транспортным средством.

Мотив, принцип, образ зеркала могут реализовываться на всех уровнях произведения: сюжетном, композиционном и образном.

Зеркало в произведении может играть и положительную, и отрицательную роль.

В мифе о Персее зеркало играет положительную роль, так как помогает герою избавиться от страшного чудовища. В сказке Г.Х. Андерсена «Снежная королева» у зеркала отрицательная роль, потому что Кай из доброго, веселого мальчика превращается в злого и грубого, и спасти его смогла только любовь Герды.

В повести-сказке «Королевство кривых зеркал» героине Оле удается избавиться от своих недостатков, так как она видит поведение Яло – своего зеркального отражения. Значит, роль зеркала тоже положительная.

В сказке «Звездный мальчик» главный герой благодаря зеркалу осознает, что совершил нечто ужасное, выгнав свою мать. А в «Таюткином зеркальце» хозяйка горы, разбив зеркало, наказывает жадную барыню. И в том, и в другом произведении роль зеркала положительная.

В книге «Алиса в Зазеркалье» зеркало не имеет ни положительной, ни отрицательной роли, оно является просто проводником в другой мир.

Смыслообразующие возможности зеркала особенно широко начинают использоваться и в литературе ХХ века.

Зеркало, как явление литературы, интересовало многих ученых. Символика, функции, семантика зеркала исследовались в работах М.М. Бахтина. Также образ зеркала в искусстве описал в книге «Зеркала» А.З. Вулис . Для Бахтина зеркало является способом самопознания героя через свое отражение. Он рассматривает его как границу: между «своим»-«чужим», «этим»-«иным», живым-мертвым мирами, между внешним-внутренним. О. Заболотная, анализируя организацию художественных произведений В.В. Набокова, основанных на идее двоемирия, на противопоставлении взаимоотражающихся миров, исследует принцип зеркальности в стиле и композиции. Таким образом, зеркало в художественных произведениях обозначает и образ-предмет, и прием, и симметричность композиции.

Необходимо отметить, что часто образ-мотив зеркала трактуется расширительно. С зеркалом связывают не только прямое отражение, но и двойничество, сон и сновидения, круг, тень, отпечаток, луну и солнце, водную поверхность, портрет, картину .

Зеркало в художественных произведениях может указывать на возможность нездешнего видения. Оно демонстрирует картины прошлого и будущего, т.е. становится символом памяти. Особую память сохраняет историческое зеркало в рассказе С.Т. Романовского «Зеркало в старинном особняке». Оно становится своеобразным экраном, на котором оживают образы из далекого прошлого, и хранителем его информации.

Образ зеркала является участником колдовских операций и магических обрядов, например, во «Властелине колец». Зеркало никогда не бывает пустым. Оно живет жизнью отражения. Правда, здесь надо сделать оговорку в определении пустоты. Пустота понимается не как отсутствие, а как возможность наполнения.

В романе М. Кураева «Зеркало Монтачки» хранительница сравнивает зеркало с театром. Не театр – это зеркало, а зеркало – это театр, где «каждый из нас и драматург, и актер, и зритель, и даже критик. Каждый наш подход к зеркалу, каждый наш взгляд в зеркало – это же «маленький спектакль, сыгранный для себя» .

В книге «Гарри Поттер и философский камень» зеркало показывало самые сокровенные желания человека.

Образ зеркала в жизни и в литературе трактуется неоднозначно, порой противоречиво. Отражение в зеркале дает возможность человеку не только всматриваться в свой внешний облик, но и открывает дорогу размышлениям о внутреннем мире, пробуждает душевные переживания. У В. Набокова мотив зеркала встречается во всех произведениях. Так, в рассказе «Облако, озеро, башня» есть зеркало в гостинице, которое наполовину полно ромашками, а остальное оно как будто не хочет отражать. Главное зеркало в рассказе – озеро. Облако символизировало свободу, лёгкость, озеро означало, что нужно посмотреть в зеркальную гладь и понять, кто ты на самом деле, и тогда твоё сознание устремится вверх, как пик башни, и ты сможешь делать все, что хочешь.

У М.А. Булгакова мотив зеркала сопровождает появление нечистой силы, связь с потусторонним миром и чудеса.

В романе «Мастер и Маргарита» прямо указывается на зеркало как на дверь в зазеркалье. Например, в квартире Стёпы Лиходеева, перед тем как забросить его в Ялту, Бегемот и Фагот сначала проходят в зеркале и только потом появляются в квартире. А Азазелло открыто выходит из зеркала, ведь он (согласно легендам) и изобрёл его в своё время; может быть, оно и было изобретено для более лёгкого перемещения, чтобы были двери в каждую квартиру, в каждый дом. Вся магия в романе сопровождается присутствием зеркал. При всех превращениях и преображениях также присутствуют зеркала. Когда Маргарита намазалась кремом Азазелло, она смотрела в зеркало; когда Николай Иванович превратился в борова, он тоже смотрел в зеркало. С другой стороны, зеркала и стёкла в романе постоянно бьются, то есть ещё раз показывается бесконечность в зеркале, на этот раз бесконечность количества осколков, и в каждом – свой новый мир. На балу у Сатаны, где присутствует одна нечисть, зеркальный пол: так все чувствуют себя уверенней, в своей стихии, где много призрачного и непонятного для обычного человека.

Загадочная зеркальная гладь у А. Ахматовой, как правило, связана с прошлым («И страшен призрак в зеркале чужом»), и прошлое это не радостно («Что таится в зеркале? - Горе»). Если считать в соответствии с мифологическими традициями многих народов, «что душа человека пребывает в его отражении в воде и в зеркале», что «душа-отражение, будучи внешней по отношению к человеку, подвержена почти тем же опасностям, что и душа-тень», то образ разбитого зеркала должен быть художественным аналогом разбитой судьбы, знаком беды, трещины жизни и даже смерти. Разбитое зеркало для Ахматовой - вызов судьбе («Измена») и «всех бед... предтеча» («В разбитом зеркале»).

Наполненная глубоким психологическим смыслом «тема зеркал» каждому автору дает возможность образ зеркала трактовать, исходя из потребностей собственных личностных переживаний.

Зеркало, его функции и значение в контексте произведения представляют огромное поле для исследования. Необходимо отметить еще один, думается, существенный момент. Зеркало равно использовалось и используется в различных художественных системах. При этом функции, как правило, одни и те же, но различны, в зависимости от системы, истолкования самого мотива зеркала.

В целом можно сделать вывод, что зеркало безразлично к художественному направлению и системе. Его основная функция – отражать отражаемое. Да, зеркало - инструмент магический. Но стоит помнить о том, что оно не генерирует зло, а лишь отражает то, что находится в нас самих. Так давайте каждое утро подходить к нему с улыбкой и благодарностью - и да свершится доброе волшебство! Закончить хотелось бы стихотворными строками Надежды Бурцевой:

О, не пугайтесь таинства зеркал!..
В них Муза щедро дарит вдохновенье:
Глаза в глаза...
... И стройных строчек пенье
влечёт - в ещё неведомый астрал...
Там глубина, непознанность сознанья...
Полёт души - в иное мирозданье...
Вы не пугайтесь таинства зеркал!..
В них свод пути в иное измеренье...
Начало всех, для нас - иных начал...
А, может - бесконечность воплощенья?..
О, не пугайтесь таинства зеркал!..

Список использованной литературы

1. Бахтин, М. Эстетика словесного творчества / М. Бахтин. - М., 2002.
2. Вулис, А. Зеркала / А. Вулис. - М., 2002.
3. Заболотная, О.Д. Система энантноморфизма в творчестве В.В. Набокова. Автореф. дис… кандидата филолог. Наук / О. Д. Заболотная. МПГУ, М., 2003.
4. Кураев, М. Зеркало Монтачки / М. Кураев // Нов. мир. 2005. № 5.
5. Пелевин, В. Священная книга оборотня / В. Пелевин. - М., 2006

Александр Александрович Бестужев-Марлинский

Часы и зеркало

(Листок из дневика)

Time steal on us and steal from us.

Byron

[Время крадется мимо нас и крадет у нас.-- Байрон (англ.) ]

Куда прикажете? -- спросил мой Иван, приподняв левой рукою трехугольную шляпу, а правой завертывая ручку наемной кареты. -- К генеральше S.! -- сказал я рассеянно. -- Пошел на Морскую! -- крикнул он извозчику, хватски забегая к запяткам. Колеса грянули, и между тем как утлая карета мчалась вперед, мысли мои полетели к минувшему. Сколько приятных часов провел я у генеральши S.!.. Милая дочь, умное общество, занимательная беседа, приветливое обхождение, прекрасная дочь... Ах, Боже мой, да это повторение! -- поневоле приходится начинать и заключать ею -- она была душой, а может, и предметом всего этого! Чад большого света не задушил в ней искренности, придворные блестки сверкали только на ее платье, но ее остроумие не имело в них надобности. Весела без принуждения, скромна без жеманства, величава без гордости, она привлекала сердце очами и обворожала умы словом. Самые обыкновенные вещи, ею произносимые, принимали особую жизнь от чувства или мысли, выраженных лицом, от намека в одушевленных звуках голоса. Никто лучше ее не умел сливать светскую ветреность с сердечною мечтательностию и, храня строгий этикет модных приличий, повелевать меж тем модою -- и отлично. Всегда окружена роем комаров -- остроумцев, щеголей,-- мотыльков и шпанских мух -- богачей, она одна как будто не замечала ни приветов, ни воздыханий, ни взоров, ни вздоров, которыми ее осыпали. Стрелы паркетных купидонов отражала она своим веером -- и самые меткие высыпались вон из корсета при раздеванье, вместе с лишними булавками. Не скажу, чтобы тщеславие, чтобы злословие -- две стихии большого света были ей чужды,-- нет! это едва ли возможно для всякой женщины и вовсе невозможно для дамы лучшего тона. Что бы заняло их дома? о чем бы стали они шептаться на балах, на съездах, на зрелищах, если б оставить в покое все репутации, все морщинки лиц и складки платьев, все ужимки и уборы присутствующих и все городские вести, изобретенные от нечего делать и повторяемые от нечего сказать? По крайней мере, она была тщеславна более по примеру, чем по сердцу; по крайней мере, насмешки ее были растворены каким-то добродушием: не уязвить того, о ком велось слово, желала она, а только развеселить того, кому рассказывала. Далека от амазонского тона многих столичных ровесниц ее, она терпеливо слушала лепетанье добрых, неопытных, доверчивых новичков -- не превращая их в мороженое уничтожительным взором или словом, брошенным с высоты презрения, и ни одно умное словцо, ни одно острое замечание не оставалось без награды ее улыбки -- кем бы ни было оно сказано. Кладу перо и хладнокровно себя спрашиваю: не мадригал ли это, сочиненный моим сердцем? Не влюблен ли я? Но что значит это слово? Я так часто был влюблен, что, мне кажется, люблю только тех, в которых не влюблялся,-- следственно, не разлюбил. Нет! это не сердечное пристрастие: чувства мои к ней были нежнее приязни -- но тише любви. Я досадовал, бывало, когда безотвязные пустословы мешали мне поговорить с ней, но не ревновал. Не знаю, мои ли обстоятельства или опасение не получить полной взаимности удержали меня между небом и землею,-- только я не надевал на себя пестрого колпака вздыхателей и, скрепив сердце, грелся, но не сгорал ее красотою. Бывало, часы летели и речь кипела ключом, когда она, сбросив светские узы жеманства вместе с тафтяными цветами и пышными регалиями скуки, возвращалась в домашний круг свой, будто сейчас из пелен природы. Как простодушно умна, как непритворно чувствительна тогда бывала она! Я никогда не забуду последнего вечера, проведенного с нею: четыре года отлучки и бивачная, разбойничья жизнь в горах Кавказа не сгладили о том воспоминания: все это, как вчера, у меня перед глазами. Со мною не церемонились -- я был у них почти домашний; и после обеда мать отправилась faire la ciИste -- немножко отдохнуть, чтобы не зевать на бале, на который собирались они. Мы остались у камина: брат ее, кавалерист, дремал под благодарным влиянием английских угольев и только порой побрякивал шпорами: видно, мысли его танцевали тогда мазурку. Старшая, замужняя сестра Софьи занималась счетом бисера для узоров кошелька; зато мы вдвоем говорили за четверых, и речь шла, конечно, не о слезах Андромахи. Слово коснулось живых картин, и я сказал, что многие дамы наши выигрывают в них безмолвием и неподвижностию, но что все мы теряли в вашем молчании, mademoiselle Sophie! Правда, вы были живою мыслию живописца; вы одушевили, возвысили ее собственным выражением и воображением; но одно движение, один звук вызвал бы искру восторга, который таился еще в немом созерцании! -- Даже если б я чихнула? -- лукаво спросила она, возражая на комплимент мой.-- Allons, M. Alexandre [Что вы, мсье Александр (фр.) .], я не люблю шуму, и от высокого до смешного один шаг. Пойдемте-ка, я лучше покажу вам новую свою работу по бархату, свою совсем не живую картину! -- Сказав это, она упорхнула вперед; я предложил руку старшей сестре, которая, полушутя-полусерьезно выговаривала Софье, что она без матушки приглашает молодого человека в свой кабинет,-- но, однако ж, встала, и мы счастливо совершили суворовский переход. Как жаль, что у нас нечем выразить английского слова Awe . Это не страх, не благоговение, не изумление, но что-то такое, которое имеет в себе нечто от всех трех. Таким-то чувством бывал проницаем я, переступая порог кабинета прелестной девушки, поражен не тем, что видел там, но тем, что угадывал или воображал. Здесь при лучах утреннего солнца вода освежает ее, как розу... Здесь перед зеркалом выбирает она из модной своей оружейницы (то есть гардероба) самые убийственные для нас наряды; здесь примеряет новую шляпку, новую улыбку к лицу или испытывает небрежно живописное положение; здесь повторяет нечаянные взоры, вздыхает за романом, мечтает после бала... и кто тот счастливец, о ком мечтает она? С каким-то чувством сладкого страха вступил я в комнату Софии -- как будто в святилище. Некоторая таинственность, некоторый риск придавали тому еще больше цены. Все мне казалось там очаровательно: уборы и вкус их, свет и воздух! Бронзовые и хрустальные безделки манили взор прелестью работы или возбуждали любопытство новостию изобретения. Млечная крышка лампы проливала сияние луны; цветы и духи веяли ароматом. На канделябре висела шляпка с вуалем для гулянья по Невскому. На письменном столике, между блестящими альбомами, умирающий Малек-Адель бросал последний взор из-под английской карикатуры. Полуразрезанный роман Вальтер Скотта заложен был пригласительным билетом на бал; на недоконченном письме брошена была поддельная гирлянда, и журнал мод, развернутый на картинке, осенял своими крыльями Шиллера и Ламартина; полусожженный листок из Дарленкура, служивший для зажигания кассолета, заключал картину,-- словом, все в пленительном беспорядке -- то была ода в анакреонтическом роде -- или, лучше, история сердца и ума светской девушки. Так я мог следить ее прихоти и склонности -- борьбу ветрености с жаждою познаний, с потребностью занятий душевных; желание блеснуть, нравиться и побеждать равно наружностию и умом в свете, столь скучном своими обычаями и столь милом по привычке. Привычка -- вторая природа, говорят все. Мне кажется, что природа сама -- первая привычка... ни больше, ни менее. София сдернула покрывало с небольших пяльцев, в которых натянута была бархатная белая полоса, и на ней яркими оттенками весьма искусно изображалась вязь плодов, перемешанных с цветами. Я молча глядел то на работу, то на Софью, и снова, и снова попеременно; она взглядывала то на меня, то в зеркало. "Вы настоящая Аврора,-- сказал я,-- под вашими перстами расцветают розы!" -- "Разве маки,-- возразила она,-- я встаю слишком поздно для вестниц Феба. Притом быть петербургскою зарею значит проститься со всеми своими знакомыми -- которые видят восход солнца только на Вернетовой картине!" Я уверял, что она весь свет сделает раннею птичкою, введет в моду утренние прогулки, и все лорнеты, все трубки обратятся к востоку, подобно очам правоверных! Она возражала, что спрашивает о цветах, а не о себе. Я говорил, что невозможно, глядя на них, не вздумать о лучшем из них. Она желала знать, хороша ли работа. Я отвечал, что в отсутствие художницы она казалась бы прелестною, но при ней искусство уступает природе и краски кажутся безжизненны, что персики могли бы позавидовать пуху щек ее, а розе надо бы занять у нее румянца. Она говорила, что я приветлив (complimenteux) слишком по-светски. Я говорил, что я слишком искренен для света. Она говорила, что иногда не понимает меня. Я говорил, что теперь и сам себя не понимаю. Она говорила,-- виноват, она молчала,-- но я не переставал говорить глупости -- и не диво: благовонный воздух дамских кабинетов напоен их прелестями -- взоры их так обворожительны, божественная заря так прилипчива! Сердце тает, язык болтает -- и все это делается, сам не знаешь как. Било семь. "Как они отстают!" -- вскричала Софья. Восклицание это доказывало нетерпение ее быть на бале, где найдет она множество поклонников, затмит многих соперниц. Я взглянул на часы едва ли не со вздохом -- они врезаны были наверху большого трюмо. Странное сочетание! Урок ли это нравственности? Напоминание ли, как дорого время, или эмблема женских занятий, посвященных зеркалу? Приятное ли, разделенное с полезным, или полезное -- жертва приятному? Вероятно, мастеру, который для странности или по случаю соединил в одно эти разнородные начала, не вспадало на ум ничего подобного; да и сам я подумал о том, будучи уж дома и один. -- Направо, стой! -- кричит Иван... Карета остановилась; звонок дрожит на пружине, и сердце мое бьется... Это ничего! точно так же билось оно у дверей каждого из прежних друзей моих. Радость их видеть и вместе страх увидеть остывшими или не так счастливыми, как бы хотелось, неизвестность встречи или приема -- вот что волнует грудь странника. "Принимает!" -- говорит старик швейцар, вздевая очки на нос, но прежде чем он успел разглядеть и узнать меня и удивиться, что я так давно не был,-- я уже на верху лестницы, я уже в гостиной. Генеральша, разговаривая с двоюродного сестрою своею, почтенною женщиною преклонных лет, раскладывала гранпасьянс. "Очень рады".-- После обыкновенных расспросов, где и как был, что выслужил, я наведался о здоровье любезной дочери. "Слава Богу, она у себя в комнате,-- отвечали мне,-- и будет довольна, вас увидя; не угодно ли потрудиться войти к ней?" Я удивился, но не заставил повторять себе приглашения. "Что бы это значило? -- думал я...-- только однажды, и то украдкою, мне посчастливилось быть у Софьи в комнате, как ни короток я был прежде в доме; а теперь меня посылают туда без провожатого! Люди или обычаи здесь изменились?" -- Софья встретила меня радостным восклицанием, как старинного друга,-- и в этот раз грешно бы было сомневаться в ее искренности: она была так уединенна, так одинока! Она не походила на себя -- на прежнюю себя. Куда девалась эта свежесть лица? этот прозрачный тонкий румянец, эта роза любви, в очах тающая? эта нежность лилейной шеи, гордой груди? Те же цветы, обновясь, красуются на ее окнах, но она увяла! Неужели четыре года -- век красоты? Нет: я прочитал иную повесть в томных чертах, в грустных взорах Софьи! Не от одной напряженной жизни большого света, не от бессонницы и утомления на частых балах так быстро поблекла она,-- к этому присоединились нравственные огорчения: червяк тоски тихо сточил ее сердце, и роза опала, не пережив весны своей. Колесо моды вынесло вверх других красавиц, и поклонники прежней умчались вслед новых метеоров; атмосфера вздохов, которою жила, дышала Софья,-- рассеялась, и она, к досаде своей, должна была ежедневно видеть успех других, поглощать свое унижение и, так сказать, украшать трофеи соперниц. Слишком строгая в выборе во время владычества -- по вкусу, она и теперь не изменила себе -- из гордости. Связи родства и приданое ее не были так значительны, чтобы привлечь превосходительных (я не говорю, превосходных) женихов-математиков; а люди, достойные ее по сердцу и летам, удалялись невесты столь высокого полета, привыкшей к блистающей жизни, к знатному кругу знакомства, которого не могли, а может, и не желали бы поддержать. Кто знает: может, и любовь, тайная или обманутая, отвергнутая или неразделенная?.. И это сердце, созданное для того, чтобы любить,-- изныло в одиночестве среди людей, посреди шуму, безответно! И эта прелестная девушка, которая бы украсила общество как супруга, как мать -- отжила для надежды в двадцать три года, забыта светом, которому принесла себя в жертву. О, свет, свет! Как мало даешь ты -- за все, что отнимаешь! Блестящи -- но тяжки золотые цепи твои, и мы еще более отягчаем их связями. Умножая наслаждения, мы умножаем страдания разлуки с ними; мы срастаемся с тобой, и рука судьбы, отрывая нас прочь, расторгает сердце! В кабинете Софьи заметно было гораздо более порядка: все у места, все прибрано -- теперь ей более досуга. Сама она сидела спиной к зеркалу, которое не могло уже ей показать, какова она была,-- и в котором не хотела она видеть себя, какою стала. Она углублена была в чтение истории герцогов Бургундских; доказательство, что занятия ее стали основательнее,-- нет худа без добра. Она показалась мне любезна по-прежнему, но в остроумии ее было менее живости, в эпиграммах более соли, чтоб не сказать желчи. Она смеялась -- но уже этот смех обличал досаду покинутой, а не удовольствие торжествующей красоты. Разговор был более шутлив, чем весел. Она просила меня рассказать поправдивее о Кавказе. "Пушкин приподнял только угол завесы этой величественной картины,-- говорила она,-- но господа другие поэты сделали из этого великана в ледяном венце и в ризе бурь -- какой-то миндальный пирог, по которому текут лимонадные ручьи!.." Я, как умел, вернее старался изобразить ей ужасающие красоты кавказской природы и дикие обычаи горцев -- этот доселе живой обломок рыцарства, погасшего в целом мире. Описал жажду славы, по их образцу созданной; их страсть к независимости и разбою; их невероятную храбрость, достойную лучшего времени и лучшей цели. Беседа наша была довольно любопытна, даже занимательна -- но со всем тем мы оба охотнее бы променяли все эти рассудительные разговоры на тот час, когда мы болтали вздор, склонясь над рисованными цветами!! Между прочим, Софья поздравила меня с избавлением от страсти к комплиментам. Привет это или укор? Я в самом деле не сказал ей ничего лишнего -- ложь замирала у меня на устах. Женщины, однако, любят похвалы красоте своей еще больше, когда она исчезла. В цвете они принимают их за долг, в отцвете за дар: это наши князья без княжеств, графы без графств. Сиятельство приятно им и без сияющих достоинств, как обет или воспоминание. Наконец я взглянул на часы и встал, чтобы сойти в гостиную. "Не верьте им: они бегут!" -- сказала Софья. Как много в немногих словах!! Давно ли, когда надежда торжества опережала время, она говорила, глядясь в зеркало: "они отстают!" Теперь, когда вылиняли крылья радости и сердце не успевает уже за временем, теперь: "они бегут". Так, они бегут -- и невозвратно! Сочетание зеркала с часами поразило меня более, чем когда-нибудь: в два раза вся история красавицы мне виделась на них начертанною; мне виделся в них живой, но бесполезный урок тщеславию. Я вышел грустен. Случайные слова "они бегут!", "они отстают!" -- произвели на меня сильное впечатление, произнесены будучи особою, столь несчастливою, но столь достойною счастия. Ровными стопами идет время -- только мы спешим жить в молодости и хотим помедлить в ней, когда она улетает, и оттого мы рано стареем без опыта иль молодимся потом без прелести. Никто не умеет пользоваться ни выгодами своего возраста, ни случаями времени, и все жалуются на часы, что они бегут или отстают. О, Софья, Софья! Не имя, а участь твоя навела на меня этот порыв мудрости: твои часы и зеркало еще и теперь у меня перед глазами. Дата создания: 1831, опубл.: Северная пчела, 1831, N 21, 33, 24; 27, 28 и 30 января.

Александр Александрович Бестужев-Марлинский

Часы и зеркало

(Листок из денника)

Time steal on us and steal from us.

– Куда прикажете? – спросил мой Иван, приподняв левой рукою трехугольную шляпу, а правой завертывая ручку наемной кареты.

– К генеральше S.! – сказал я рассеянно.

– Пошел на Морскую! – крикнул он извозчику, хватски забегая к запяткам. Колеса грянули, и между тем как утлая карета мчалась вперед, мысли мои полетели к минувшему.

Сколько приятных часов провел я у генеральши S.!.. Милая дочь, умное общество, занимательная беседа, приветливое обхождение, прекрасная дочь… Ах, Боже мой, да это повторение! – поневоле приходится начинать и заключать ею – она была душой, а может, и предметом всего этого! Чад большого света не задушил в ней искренности, придворные блестки сверкали только на ее платье, но ее остроумие не имело в них надобности. Весела без принуждения, скромна без жеманства, величава без гордости, она привлекала сердце очами и обворожала умы словом. Самые обыкновенные вещи, ею произносимые, принимали особую жизнь от чувства или мысли, выраженных лицом, от намека в одушевленных звуках голоса. Никто лучше ее не умел сливать светскую ветреность с сердечною мечтательностию и, храня строгий этикет модных приличий, повелевать меж тем модою – и отлично. Всегда окружена роем комаров – остроумцев, щеголей, – мотыльков и шпанских мух – богачей, она одна как будто не замечала ни приветов, ни воздыханий, ни взоров, ни вздоров, которыми ее осыпали. Стрелы паркетных купидонов отражала она своим веером – и самые меткие высыпались вон из корсета при раздеванье, вместе с лишними булавками. Не скажу, чтобы тщеславие, чтобы злословие – две стихии большого света были ей чужды, – нет! это едва ли возможно для всякой женщины и вовсе невозможно для дамы лучшего тона. Что бы заняло их дома? о чем бы стали они шептаться на балах, на съездах, на зрелищах, если б оставить в покое все репутации, все морщинки лиц и складки платьев, все ужимки и уборы присутствующих и все городские вести, изобретенные от нечего делать и повторяемые от нечего сказать? По крайней мере, она была тщеславна более по примеру, чем по сердцу; по крайней мере, насмешки ее были растворены каким-то добродушием: не уязвить того, о ком велось слово, желала она, а только развеселить того, кому рассказывала. Далека от амазонского тона многих столичных ровесниц ее, она терпеливо слушала лепетанье добрых, неопытных, доверчивых новичков – не превращая их в мороженое уничтожительным взором или словом, брошенным с высоты презрения, и ни одно умное словцо, ни одно острое замечание не оставалось без награды ее улыбки – кем бы ни было оно сказано.

Кладу перо и хладнокровно себя спрашиваю: не мадригал ли это, сочиненный моим сердцем? Не влюблен ли я? Но что значит это слово? Я так часто был влюблен, что, мне кажется, люблю только тех, в которых не влюблялся, – следственно, не разлюбил. Нет! это не сердечное пристрастие: чувства мои к ней были нежнее приязни – но тише любви. Я досадовал, бывало, когда безотвязные пустословы мешали мне поговорить с ней, но не ревновал. Не знаю, мои ли обстоятельства или опасение не получить полной взаимности удержали меня между небом и землею, – только я не надевал на себя пестрого колпака вздыхателей и, скрепив сердце, грелся, но не сгорал ее красотою. Бывало, часы летели и речь кипела ключом, когда она, сбросив светские узы жеманства вместе с тафтяными цветами и пышными регалиями скуки, возвращалась в домашний круг свой, будто сейчас из пелен природы. Как простодушно умна, как непритворно чувствительна тогда бывала она! Я никогда не забуду последнего вечера, проведенного с нею: четыре года отлучки и бивачная, разбойничья жизнь в горах Кавказа не сгладили о том воспоминания: все это, как вчера, у меня перед глазами.

Со мною не церемонились – я был у них почти домашний; и после обеда мать отправилась faire la ciИste – немножко отдохнуть, чтобы не зевать на бале, на который собирались они. Мы остались у камина: брат ее, кавалерист, дремал под благодарным влиянием английских угольев и только порой побрякивал шпорами: видно, мысли его танцевали тогда мазурку. Старшая, замужняя сестра Софьи занималась счетом бисера для узоров кошелька; зато мы вдвоем говорили за четверых, и речь шла, конечно, не о слезах Андромахи. Слово коснулось живых картин, и я сказал, что многие дамы наши выигрывают в них безмолвием и неподвижностию, но что все мы теряли в вашем молчании, mademoiselle Sophie! Правда, вы были живою мыслию живописца; вы одушевили, возвысили ее собственным выражением и воображением; но одно движение, один звук вызвал бы искру восторга, который таился еще в немом созерцании!

– Даже если б я чихнула? – лукаво спросила она, возражая на комплимент мой. – Allons, M. Alexandre, я не люблю шуму, и от высокого до смешного один шаг. Пойдемте-ка, я лучше покажу вам новую свою работу по бархату, свою совсем не живую картину! – Сказав это, она упорхнула вперед; я предложил руку старшей сестре, которая, полушутя-полусерьезно выговаривала Софье, что она без матушки приглашает молодого человека в свой кабинет, – но, однако ж, встала, и мы счастливо совершили суворовский переход.

Как жаль, что у нас нечем выразить английского слова Awe. Это не страх, не благоговение, не изумление, но что-то такое, которое имеет в себе нечто от всех трех. Таким-то чувством бывал проницаем я, переступая порог кабинета прелестной девушки, поражен не тем, что видел там, но тем, что угадывал или воображал. Здесь при лучах утреннего солнца вода освежает ее, как розу… Здесь перед зеркалом выбирает она из модной своей оружейницы (то есть гардероба) самые убийственные для нас наряды; здесь примеряет новую шляпку, новую улыбку к лицу или испытывает небрежно живописное положение; здесь повторяет нечаянные взоры, вздыхает за романом, мечтает после бала… и кто тот счастливец, о ком мечтает она? С каким-то чувством сладкого страха вступил я в комнату Софии – как будто в святилище. Некоторая таинственность, некоторый риск придавали тому еще больше цены. Все мне казалось там очаровательно: уборы и вкус их, свет и воздух! Бронзовые и хрустальные безделки манили взор прелестью работы или возбуждали любопытство новостию изобретения. Млечная крышка лампы проливала сияние луны; цветы и духи веяли ароматом. На канделябре висела шляпка с вуалем для гулянья по Невскому. На письменном столике, между блестящими альбомами, умирающий Малек-Адель бросал последний взор из-под английской карикатуры. Полуразрезанный роман Вальтер Скотта заложен был пригласительным билетом на бал; на недоконченном письме брошена была поддельная гирлянда, и журнал мод, развернутый на картинке, осенял своими крыльями Шиллера и Ламартина; полусожженный листок из Дарленкура, служивший для зажигания кассолета, заключал картину, – словом, все в пленительном беспорядке – то была ода в анакреонтическом роде – или, лучше, история сердца и ума светской девушки. Так я мог следить ее прихоти и склонности – борьбу ветрености с жаждою познаний, с потребностью занятий душевных; желание блеснуть, нравиться и побеждать равно наружностию и умом в свете, столь скучном своими обычаями и столь милом по привычке. Привычка – вторая природа, говорят все. Мне кажется, что природа сама – первая привычка… ни больше, ни менее.

ЭКСПРЕСС-ХОЛОДЕЦ - ПРОСТО И БЮДЖЕТНО Вам не хочется, или некогда, долго варить холодец. А может быть, ради небольшого лотка просто не хочется покупать особенные части туши для холодца? Во всех этих случаях выручит этот ленивый рецепт. Экспресс-холодец - просто и бюджетно Получается около килограмма холодца, просто и очень бюджетно. Меня совершенно не смущает добавление желатина, так как по сути это мясной продукт в удобном виде. Можно сварить, конечно, куриный холодец и без желатина, но для этого нужно брать больше мяса, особенно крылышки или вообще куриные лапки. Но мне такой лайт вариант очень понравился, всего-то нужно отделить одно бёдро от ужина. Если хотите ещё более мясной, положите пару бёдрышек, всё остальное оставьте без изменений. Для приготовления понадобится: Курица - 250-300 г Желатин - 20 г (ок. 1,5 ст.л.) Лук - 1/2 небольшой луковицы Морковь - 1 шт. маленькая Специи - перец-горошек, лавровый лист Чеснок - 4-5 зубковГотовим Одно большое куриное бёдро или небольшой окорочок кладём в кастрюлю и заливаем холодной водой в количестве 1 литр. Доводим до кипения. Пока закипает мясо, подготовим овощи и специи. Чеснок (2-3 зубка) разрежем пополам, чтобы он лучше отдал аромат. Лук и морковь тоже нарежем крупными кусочками. Когда мясо закипит, нужно снять пенку и положить овощи и специи. Не спешите солить, так как при варке вода выкипает, можно пересолить. Оставляем вариться на минимальном огне при едва заметном кипении на 1,5-2 часа. Вода не должна сильно выкипать, возьмите кастрюльку с плотной крышкой. Готовая курица должна хорошо разделяться на волокна. Можно варить в мультиварке на режиме «Тушение». Пока варится мясо, в полстакана холодной воды всыпаем желатин и оставляем его разбухать. Теперь у вас есть 1,5 часа свободного времени. Вынимаем готовое мясо, охлаждаем слегка, чтобы не обжечься. Пока мясо остывает, можно заняться бульоном. Убираем косточки, что в бедре, что в окорочке их мало и много времени не занимает. Я руками разбираю на волокна. Процедить бульон, перелить обратно в кастрюльку 2,5 стакана бульона и замоченный желатин. Поставить на тихий огонь и нагревать до растворения желатина. Кипятить не нужно, выключаем плиту, как только желатин разошелся в бульоне. Попробуйте на соль, горячий холодец должен быть слегка пересолен, тогда в холодном виде будет самое то. Теперь переливаем бульон в форму с мясом. Добавляем в холодец 2 зубчика чеснока, пропущенного через пресс. Остужаем на столе, а потом убираем в холодильник до полного застывания. Когда холодец слегка загустел, я аккуратно перемешиваю его, чтобы мясо распределилось равномерно. Это не обязательно, но мне так больше нравится Это уже застывший холодец, жира на поверхности почти нет. И кто скажет, что там всего одно куриное бёдрышко?:) А это вид снизу. По-моему, его и гостям подать не стыдно. #холодец